Нет злобы, только горечь…

 

письмо в редакцию
 

Здравствуйте, уважаемая редакция! Скоро светлый праздник - День матери, и я искренне завидую тем, кто знает, что такое материнское тепло. Я, к сожалению, такого счастья была лишена. В 11 лет попала в детский дом и с тех пор началась моя взрослая жизнь. Но даже не это самое горькое для меня. Дело в том, что вместе со мной у матери забрали двух моих младших братьев. Сергею тогда было 6 лет, Кириллу только 4 месяца. Прошло много-много лет, теперь я уже сама мама двух прекрасных дочерей, но воспоминания не дают покоя.

 

Про материнский инстинкт сложены легенды, сняты фильмы, написаны песни и книги. Многие матери на расстоянии способны почувствовать боль своего ребенка, придать ему уверенности и сил. Но, увы, видимо, у некоторых женщин этот инстинкт полностью отсутствует.

 

Хорошо помню общежитие, в котором мы жили. Оно находилось по улице Чехова, а сейчас в этом здании обыкновенные квартиры. Примерно в 1993 году там была проведена перепланировка.

 

Первое время жили с мамой вдвоем. Кто был моим отцом, до сих пор не знаю. Мать работала на заводе хлебопродуктов, выпивала, конечно, но было терпимо. Когда получала зарплату, мне «перепадало» что-нибудь вкусненькое. Потом у мамы появился ухажер Сергей. В честь него она назвала моего среднего брата. Дядя Сережа тоже жил с нами, в маленькой комнатушке, в которой помещались только две кровати и кухонный стол. Ни ванной, ни туалета в комнате не было. Они находились в общем коридоре. Чтобы я им не мешала дружить, меня отправляли гулять в этот коридор, и я бродила по зданию часами. Подойду, постучусь в дверь, мне не открывают. Снова гуляю. До тех пор, пока мать обо мне не вспомнит.

 

Когда родился Сережа, меня отдали на воспитание двоюродной тетке. Там тоже было несладко. Четверо ее сыновей были меня старше. Помню, что частенько мне от них доставалось, и пожалеть было некому. Но я хотя бы не голодала. А вот мои родные братья испытали, что такое «есть нечего». К этому времени дядю Сергея посадили в тюрьму, там он и пропал. Не знаю, что случилось, но в нашей жизни он больше не появлялся.

 

Когда мне было 16 лет, и я уже выпускалась из детского дома, случайно встретила соседку по комнатам в общежитии. Она мне и рассказала, чем все закончилось.

 

Оказывается, мать уходила на несколько суток и оставляла братьев одних в комнате. Старшему Сереже строго-настрого наказывала, чтобы тот не смел плакать. Он боялся и молчал, потому что в случае непослушания его сильно били. Младшему Кириллу, чтобы не плакал громко, мать закрывала подушкой лицо. Как он не задохнулся, просто удивляюсь. В комнате была грязь, в туалет Сережка ходил на ведро. Из еды - только засохшие куски хлеба на столе.

 

Я вспоминаю, как пришла от тетки навестить маму. Долго стучалась в дверь, но мне никто не открывал. Вышли соседи, стали расспрашивать, давно ли я видела маму. Она им сказала, что поехала с детьми к нам, а на самом деле «зафинтилила» куда-то гулять.

 

Когда соседи взломали дверь, я увидела Сережку. Он сидел в одних трусиках на грязном матрасе и чтобы не заплакать в голос, прикрывал рот какой-то тряпкой. Младший Кирилл тоже не плакал, а только еле слышно кряхтел.

 

Соседи развели детскую смесь и накормили братика. Это сейчас я понимаю, что у малыша был рахит - большой-большой живот и тоненькие ножки. А тогда мне только исполнилось 11 лет и я, увидев его, испугалась. Думала, Боже, какой уродливый.

 

Потом меня поместили в детский дом, а младших забрали в больницу. Видимо, готовились документы на лишение родительских прав. Мама ко мне ни разу не пришла. Зато ей разрешили взять на время Сережку. Она его повезла на свидание к отцу в тюрьму и там он неожиданно умер. Как рассказала соседка, версия была такая - поперхнулся заваркой, когда пил чай, и задохнулся.

 

Я, конечно, скучала по маме, братьям и ничего этого не знала. Сейчас часто вспоминаю, как однажды пришла к матери, а Сережа дома один. Голодный. Мы пешком с ним дошли от улицы Чехова до «Белой горы». Там нарвали ведро диких орехов и встали около магазина перед Чеховским мостом продавать. Очень радовались, когда какой-то дядька купил у нас эти орехи за 4 рубля. Хватило на хлеб, масло, молоко и две конфеты.

 

Кирилла я тоже больше никогда не видела. Говорят, его вскоре усыновили. Забрали прямо из больницы.

 

- Я узнала его, когда спустя два года увидела на автовокзале, - рассказала мне соседка. Она, кстати, работала санитаркой в детском отделении больницы. Вернее, узнала она не его, а того мужчину и женщину, которые его забрали. Говорит, малыш к тому времени поправился. Щечки были пухленькие. Сидел спокойно рядом со своей новой мамой и ел клубнику из кулька.

 

Вот такая у нас была жизнь. Что с матерью стало потом, не представляю. Если честно, то в душе у меня на нее нет злобы, только горечь. Не мать она была, а кукушка. Я никогда не пыталась ее найти. Впрочем, Бог ей судья.

 

А у меня сейчас хорошая дружная семья. Две доченьки - Полина и Анжела, любящий муж. Живем мы небогато, но никогда наши дети не будут голодными. И самое главное, они знают, что такое материнское тепло и ласка. С праздником, дорогие женщины! С Днем матери!

С уважением, Л. П. Кривченко